Владислав Крапивин - Та сторона, где ветер [с иллюстрациями]
Осторожно-осторожно тронул он усиками разбитой лампочки пороховой запал. Глотнул слюну, вздохнул поглубже и нажал кнопку.
Желтый невысокий язык пламени с шипением раскидал стружки. Он тут же погас, но на двух щепочках остались голубые круглые огоньки. Они, как светящиеся жучки, посидели, зацепившись на лучинках, и вдруг выросли, посветлели.
От этого крошечного костра поджег Илька лоскуток и скомкал его, чтобы загнать огонь внутрь. Нитки легкой материи то загорались мгновенными огоньками, то начинали тлеть, и тогда Илька жмурился и кашлял от едкого дыма.
Чтобы огонь привык к своему жилищу, Илька начал дуть на тряпку так, что зашумело в ушах. И поэтому он не сразу услышал другой шум, пришедший со стороны.
Это было частое и тяжелое дыхание. Наверно, так дышат загнанные слоны. Но здесь не Африка и слоны ни при чем.
А звук вырастал. Каждый вздох был громче и отчетливей. Казалось, что вся туманная мгла вздрагивает от этих упругих толчков и расходится кругами.
Илька вытянулся навстречу шуму и замер. С резкой ясностью он вдруг понял, как смешны были прежние страхи: темнота, тени, двое в фуражках… В темноте и при солнце, в тумане и под ясным небом земля остается землей, река – рекой, леса – лесами. Это его земля, его река и лес! Чего же бояться? Страшно другое – когда движется настоящая беда. Такая, как сейчас.
– Куда же тебя несет! – зло и беспомощно сказал он в туман.
Шах-х, шах-х, шах-х! – доносилось в ответ.
И понял Илька, что очень скоро пробьются сквозь мглу огни и тут же разнесется над водой скрежет, звон лопнувших стекол, скрип накренившейся мачты.
Мысль о том, что пароход пройдет стороной, даже не появилась. Звук надвигался так, что было ясно: судно идет на мель. А мель ощетинилась бетонными зубьями.
«А вдруг это „Орехов“?» – подумал Илька.
В самом деле, ведь сейчас он должен возвращаться…
Балки пробьют пароходу днище. Погаснет свет, замолчит машина. Начнут подниматься с палубы упавшие пассажиры. Кто-то с испугом, кто-то с кровью из носа. Кто-то со сломанной рукой. А если кто-то не встанет совсем?
Там эти малыши – Валерка и Юрка… Но зачем же тогда погибал Яшка?!
Тлеющий лоскут обжег руку. Илька уронил его и, торопливо нагнувшись, увидел, как искры отразились в стекле маленькой бутылки.
С этой секунды он делал все стремительно и бесстрашно. Он не мог быть дезертиром второй раз. Швырнув на скамейку рубашку, он выплеснул на нее половину едкой, пахнувшей ацетоном жидкости. Потом дунул на лоскуток с огнем.
И бросил.
Он не ждал, что пламя будет таким ярким. Белый огонь взлетел выше головы, и тогда Илька прыгнул за борт, потому что знал: это лишь начало.
Теплая волна воздуха догнала Ильку и толкнула, когда он был шагах в десяти от лодки. Илька обернулся и увидел, как поднялся, вырос и погас ярко-желтый шар. Это взорвались остатки горючей жидкости.
Илька сделал еще несколько шагов к берегу. По инерции. Пальцы левой ноги ударились о что-то твердое. От боли Илька присел. Неизвестно откуда появилось течение. Оно мягко повалило Ильку на бок. Пришлось нырнуть. А когда Илька попытался встать, под ногами не было дна.
Он ничуть не испугался, только удивился. Ведь между лодкой и берегом не было глубины. Откуда она?
И течение…
Фыркая и молотя по воде ладонями, Илька поплыл к земле. Ему казалось, что плывет он долго и быстро, и было непонятно, почему нет ни берега, ни дна. Руки устали. И тут Илька наконец понял, что может сейчас утонуть.
– Ух ты!.. – сказал он вслух. И подумал: «А мама?»
Изо всех сил замахал Илька руками и повернулся к лодке. Там расплывалось пятно неяркого света: лодка горела. Течение Ильку не пускало к ней. Но, отчаянно барахтаясь, он вдруг сообразил, в какую сторону плыть. Совсем не туда, куда плыл раньше. Он спутал направления и хотел найти берег на середине реки. Видимо, чуть заметное движение воды все-таки развернуло на отмели лодку, когда Илька сидел в ней. В тумане он этого не заметил и запутался…
Он выбрался на берег и сел на твердый песок, пробитый редкими щетинками травы.
Болели ушибленные пальцы. Болели ссадины и царапины. Непонятно, где он их заработал. Боль была едкая, как от ожогов. «Будто по углям ползал», – подумалось Ильке. И при этой мысли об углях пришла простая догадка о том, как глупо он себя вел. Стоило ли мудрить с порохом и лампочкой? Ведь на месте костра обязательно остались непогасшие угли.
Но все же хорошо, что так вышло. Иначе как бы зажег Илька сигнальный огонь?
Гудело в ушах, и шума судовых двигателей Илька сейчас не слышал. Может быть, они глохли в тумане, а может быть, пароход ушел далеко или застопорил машину. Но он не наткнулся на мель – это было ясно. Да и как он мог наткнуться? Не зря же горел фрегат «Африка»…
Наверно, пароход принял огонь за береговой костер и дал задний ход…
Илька посмотрел назад. Сквозь туман проглядывали кусты. Черные и ни на что не похожие. Илька отвернулся. Он ничего не боялся сейчас. Вернее, боялся одного: что не сможет раздуть огонь на поляне. Конечно, можно было взять огонь у лодки, но идти к ней Илька не хотел. Не хотел видеть, как она догорает. То, что лодка погибла, он понимал. Он знал, как горит дерево со свежей масляной краской.
Ладно, он найдет угли на поляне… Но и поляну еще надо было искать.
А чтобы искать, надо было встать и идти.
Ой, как не хотелось вставать! Ничего не хотелось: он устал.
Илька поднялся. Майка стала холодной и противно липла к телу, но снимать ее и выкручивать не было сил. Илька побрел у самой воды навстречу течению.
Почему-то сейчас он почти не жалел о погибшем фрегате «Африка». И нисколько не боялся, что попадет от Ивана Сергеевича и ребят. Он был уверен, что все сделал, как надо. И тревожила только мысль о погасшем костре…
Илька шел почти вслепую. Реки он не видел, а береговые кусты стояли с левой стороны темной массой. И вот в этой тьме зашуршали, захлопали ветки. Кто-то шел напролом.
Кто?
Илька замер и перестал дышать. А шум приближался. Илька неслышно и торопливо стал отступать в реку. Вода была уже почти до колен, когда на берегу запрыгал глазок фонаря и такой знакомый голос, просто родной, сказал:
– Черти бы сожрали эту погоду!..
– Гена! – завопил Илька.
Глава тринадцатая
На обратном пути Генка думал об одном: лишь бы скорей! Он понимал, что все равно не сможет выйти прямо к палатке, и мчался, не заботясь о точном направлении. Главное – выскочить к реке, а там уж он доберется берегом до лодки. Он считал, что до реки рукой подать, когда попал в полосу тумана.
Это Генку разозлило: попробуй теперь увидеть лодку! Можно без толку бродить всю ночь.
Кусты оборвались, и впереди встала беспросветная пелена. От великой досады Генка в полный голос высказал этой пелене все, что думал.
И тогда-то он и услыхал Илькин крик. Не то радостный, не то слезный.
Илька, мокрый и взъерошенный, вылетел на него из плотной пепельной мглы и вцепился в плечо.
– Гена! Это ты?
– Это моя прабабушка ходит в поисках знакомых привидений, – сердито сообщил Генка, чуть не тая от горячей радости, что Илька жив и цел. – Ты что околачиваешься на берегу?
Илька убрал с его плеча руку и вздохнул.
– Ты почему такой мокрый? – спросил Генка уже с тревогой.
Илька молчал.
– Ну?
Это нетерпеливое «ну» словно встряхнуло Ильку. Вернуло силу и смелость. Генка был рядом. Мир опять стал простым и прочным.
– Купался, – ответил Илька.
– В штанах?
– Ну и что?
– Ничего. Кому как нравится.
– А где Владик?
– Откуда я знаю? Наверно, в больнице.
– Они потом придут, да?
– Придут. Никуда твой Владик не денется.
– Гена… – начал Илька. – Я сжег лодку.
– Что?!
Он посветил Ильке прямо в лицо и понял, что это правда.
– Да! – со слезами сказал Илька. – А что делать, если он прет на мель, а там балки!
– Кто прет?
– Пароход, а не «кто». В тумане. Прямо на меня.
– И ты сделал из лодки маяк? – спросил устало Генка.
Конечно, все одно к одному. Если уж начались несчастья, скоро не отвяжутся. Он не отводил фонарика от Илькиного лица, а Илька не прятал глаз от света. Глаза были темные и упрямые. Как у Владьки.
– Дубина! – увесисто произнес Генка. – Откуда возьмется пароход? В таком тумане он тут же отдаст якорь и заголосит на всю реку. Думать надо!
Илькины брови задрожали, а рот приоткрылся и сделался похож на аккуратную букву «О». И таким беспомощным стало Илькино лицо, что Генка испугался. Он сказал примирительно и торопливо:
– Ну ладно. Ты точно знаешь, что это был пароход?
